Хеллоуинская история
На манер Рождественской
Ну, раз тут не поносят разными словами Хэллоуин, можно признаться.
Было такое, что и я помогала конкурсы страшные делать. В приюте. То есть по месту временного содержания детей. Потом их куда-то отправляли: кого в детдом, кого обратно родителям отдавали. Это было давно, и я не знаю, есть ещё такие заведения или нет.
Детей была немного, человек пятнадцать. Возраст от четырёх до двенадцати примерно. Может, конечно, и постарше дети были, я за давностью не помню.
Мы, работники Дома творчества, то есть как раз для того и приспособленные граждане, устроили им квест: в каждой комнате их ждала страшилка: тут кишки в тарелке, там ведьма в антураже резвится, там покойник из гроба встал. Знаете, такой стандартный покойник: с зубами из резаной картошки и с одеколонной свечой — от неё морда покойника становится синюшной. В простыню завернулся — и готово! Красиво и жутковато. Маленьких к покойникам не пускали. А покойником была я, между прочим. И, между прочим, мы все (покойники, привидения, ведьмы) в карманах имели конфеты — для поощрения деток и просто так, чтоб веселее.
И вот заходят дети. Их водила по комнатам приютская воспитательница. Я начинаю строить из себя восставшего из гроба покойника в полной темноте, только моя синяя «свечка» горит. Все идёт хорошо, дети замерли, вроде никто в обморок не упал.
И вдруг одна девочка, лет десяти, говорит:
– Не надо меня есть, я боюсь…
И почти плачет. Я делаю шаг к ней поближе и протягиваю сжатый кулак. Наклоняюсь. Говорю громким шёпотом в испуганное и теперь тоже синюшное от моей спиртовой «свечки» личико:
— Здравствуй, — и раскрываю ладонь: а там лежат конфеты. Жду, когда возьмёт.
Она осторожно берёт конфеты. Смотрю, вроде даже улыбнулась. Я молча удаляюсь в темноту и гашу свечу. Дети уходят.
А среди развлечений было такое, что надо рисовать какую-нибудь нечисть. На большом листе. Всей командой. И помогали им, конечно, мы. Уже прилично одетые и без картофельных зубов. Это я про себя, а другие-то, которые как были ведьмами и вурдалаками, так и пришли рисовать в антураже. А я в чем выйду — в простыне на башке и в зубах? Это неудобно — зубы говорить мешают, а пачкать красками приютскую простыню мне не рекомендовали.
Рисуем. И смотрю — та девочка всё ближе ко мне подходит, улыбается. Говорит:
— А я вас узнала…
Берёт меня за руку и показывает на моё кольцо на указательном пальце.
— …Вот, по кольцу.
Она обнимает меня и прижимается всем телом. Я глажу её по голове.
И вот мы уезжаем. Вот стоим в коридоре и одеваемся. И выходит эта девочка с воспитателем. И протягивает мне крысу — игрушку. Маленькую. И говорит:
— Это вам, на память.
И я вспоминаю, что, когда мы только приехали, нас стали водить по приюту, и в одной из комнат я необдуманно ляпнула: «Ой, какие крыски! А у меня дочь — по гороскопу крыса».
И вот эта девочки притащила крысу и дарит мне:
— Для вашей дочки.
Не взять нельзя. Я смотрю на воспитателя. Она улыбается:
— Берите, — говорит, — у нас ещё такие есть. А у вас будет память про нас и про наших деток…
Я взяла. Вот она, эта крыска:
я много лет мечтала попробоовать такой, в золотом фантике.
когда мы с мужем жили в режиме экономии (мы люди нетрадиционные - не отмечаем праздники. только жрём вкусное и всё. но эт...